Нужна ли благотворительность? / Генри Форд /
Почему в цивилизованном обществе необходимо подавать милостыню? Я не имею ничего против благотворительности. Боже избавь, чтобы мы стали равнодушны к нуждам наших ближних. В человеческом сочувствии слишком много прекрасного, чтобы я хотел заменить его холодным расчетом.
Можно назвать очень немного крупных достижений, за которыми не стояло бы сочувствие в качестве двигателя. Каждое дело предпринимают ради помощи людям.
Плохо только, что мы это высокое, благородное побуждение применяем слишком мелочным образом. Если сочувствие побуждает нас накормить голодного, почему же оно не порождает в нас желания сделать этот голод вообще невозможным? Раз мы питаем к людям достаточную симпатию, для того чтобы вызволять их из нужды, то это чувство, конечно, должно быть настолько сильным, чтобы побудило нас нужду совершенно уничтожить.
Подавать легко; гораздо труднее сделать подачку не требующейся. Чтобы достигнуть этого, нужно, не останавливаясь на индивидууме, уничтожить корень зла. Разумеется, наряду с этим должна осуществляться помощь отдельным лицам; дело, однако, не должно ограничиваться этой временной помощью. Трудность добраться до подлинной причины – только кажущаяся. Много людей предпочтут помочь бедной семье, чем серьезно задуматься над проблемой устранения бедности вообще.
Я вовсе не ратую за профессиональную благотворительность и деловую гуманность какого бы то ни было сорта. Подлинная человеческая готовность помочь никогда не поддается систематизации или пропагандированию. Гораздо большее число сирот воспитывается в семьях, где их любят, чем в сиротских домах. Гораздо больше стариков поддерживается и охраняется дружеской рукой, чем призревается в богадельнях. Ссуды, даваемые одной семье другою больше приносят помощи, чем общественные ссудные кассы. Как далеко мы должны заходить, способствуя коммерциализации естественного человеческого инстинкта помощи, – вопрос серьезный.
Профессиональная благотворительность не только бесчувственна – от нее больше вреда, чем помощи. Она унижает принимающего и притупляет самоуважение. В тесном родстве с нею сентиментальный идеализм. Всего несколько лет назад внезапно распространилась мысль, что "помощь есть нечто такое, чего мы по праву смеем ожидать от других". Множество людей стали получать "доброжелательную общественную помощь". Целые слои населения общество стало держать в состоянии ребяческой беспомощности. Делать что-либо для других стало профессией. Это породило в народе все что угодно, только не уверенность в своих силах, и далеко не устранило обстоятельств, от которых случалась мнимая нужда в помощи.
Но еще хуже, чем культивирование этой детской доверчивости взамен уверенного самосознания и твердой самопомощи, была та ненависть, которая в большинстве случаев овладела облагодетельствованными. Люди нередко жалуются на неблагодарность тех, кому они помогли. Нет ничего естественнее. Во-первых, в том, что носит название "благотворительность", очень мало подлинного, идущего от сердца сочувствия и заинтересованности. Во-вторых, никому не нравится быть вынужденным получать милостыню.
Такая "общественная помощь" создает напряженное положение: берущий излишки чувствует себя униженным подачкой, и еще очень большой вопрос, не должен ли чувствовать себя униженным и дающий. Благотворительность никогда еще не разрешала задачи на сколько-нибудь длительный срок. Благотворительная организация, не поставившая себе целью сделаться в будущем излишней, не исполняет подлинного своего назначения. Она всего-навсего добывает содержание для самой себя и еще более усиливает "непродуктивность".
Благотворительность станет ненужной в тот миг, когда неспособные к содержанию самих себя будут извлечены из класса "не производящих" и включены в класс производящих. Опыты на наших предприятиях доказали, что в хорошо организованной промышленности всегда найдется место для калек, хромых и слепых. Тщательно продуманная промышленность, построенная на научных достижениях не должна быть Молохом, пожирающим всех, кто к ней приближается. В противном случае она не соответствует своей задаче. В промышленности, как и вне ее, всегда найдутся занятия, требующие отдачи всех сил здорового человека; есть и бесчисленное количество разных операций, которые требуют большого проворства от рабочих. Тончайшая дифференциация производства всегда даст возможность человеку, обладающему особенной силой или проворством, применить то или другое. В прежние времена квалифицированный ремесленник-рабочий тратил большую часть своего времени на неквалифицированную работу. Это было расточительно. Но так как в то время каждое изделие требовало как квалифицированной, так и неквалифицированной работы, то не было возможности изучить свое ремесло тому, кто был либо слишком глуп для того, чтобы когда-нибудь стать настоящим мастером своего дела, либо не мог.
Ни один ремесленник, который в настоящее время работает вручную, не может заработать больше, чем на пропитание. Излишки для него недостижимы. Считается само собою разумеющимся, что он в старости будет на содержании у своих детей или, если у него нет детей, станет обузой для общества. Все это совершенно не нужно. Дифференциация производства предоставляет работу, которую может выполнять всякий; здесь гораздо больше операций, которые могут выполняться слепыми, чем существует слепых. Точно также имеется больше мест для калек, чем существует калек на свете. На всех этих должностях человек, которой близоруко почитается объектом благотворительности, заработает точно такое же хорошее содержание, как умнейший и сильнейший рабочий. Расточительно ставить ильного человека на работу, которую так же хорошо может выполнить калека. Поручать слепым плетение корзин – расточительность, которой волосы встают дыбом. Расточительно пользоваться арестантами в каменоломнях или посылать их на трепание конопли или на другие ничтожные, бесполезные работы.
Хорошо поставленная тюрьма не только должна содержать себя, но арестант должен быть в состоянии содержать свою семью или, если у него таковой нет, откладывать сбережения, которые дадут ему возможность снова встать на ноги после освобождения. Я не проповедую принудительных работ точно так же, как эксплуатацию арестантов наподобие рабов. Такой план слишком отвратителен, чтобы тратить на него слова. Мы вообще слишком переборщили с тюрьмами и взялись за дело не с того конца. Но до тех пор пока вообще существуют тюрьмы, они могут быть также приобщены к системе производства, и тюрьма явится продуктивной рабочей общиной на пользу всем и на благо самих заключенных.
Я знаю, правда, что существуют законы – дурацкие, исходящие из пустой головы законы, – которые ограничивают использование арестантов в промышленности и которые издаются якобы во имя "рабочего класса". Рабочим эти законы вовсе не нужны. Повышение общественных налогов не идет никому из членов общества на пользу. Если непрестанно иметь в виду мысль о служении, то в каждой местности работы найдется больше, чем рабочих рук в наличии.
Основанная на служении промышленность делает излишней всякую благотворительность. Филантропия, несмотря на благороднейшие мотивы, не воспитывает уверенности в себе, а без этой уверенности ничего не выходит. Обществу лучше, если оно недовольно настоящим положением вещей, чем если оно им довольно. Под этим я подразумеваю не мелкое ежедневное, придирчивое, сверлящее Недовольство, но широкое, мужественное недовольство, исходящее из той мысли, что все происходящее может быть исправлено и в конце концов будет исправлено. Тот вид филантропии, который тратит время и деньги на то, чтобы помочь миру содержать себя, гораздо лучше, чем тот, который только подает и тем увеличивает праздность. Филантропия, как все остальное, должна быть продуктивной, и она по моему мнению, в состоянии сделать это. Я лично делал опыты – и не без успеха – с ремесленной школой и больницей, которые считаются общеполезными учреждениями с целью испытать, могут ли они содержать себя сами.
Я не очень высоко ставлю обычного типа ремесленную школу. Мальчики приобретают там лишь поверхностные знания, да и не выучиваются толково применять их. Такая школа отнюдь не должна быть смесью высшей технической школы и школы вообще, но скорее средством научить молодежь продуктивному труду. Если мальчиков без всякой пользы занимать производством предметов, которые впоследствии будут выброшены, то им невозможно извлечь из этого интерес и знание, на которые они имеют право.
В течение всего учебного времени мальчик ничего не производит, а школы не заботятся о том, чтобы помочь ему как-то, разве только посредством благотворительности. И многие подрастающие юноши, нуждающиеся в поддержке, вынуждены принять первую попавшуюся под руку работу и не имеют возможности выбрать подходящую профессию.
Если такой молодой человек вступит затем неподготовленным в жизнь, он лишь увеличит царящий сейчас недостаток настоящей рабочей силы. Современная промышленность требует таких знаний и мастерства, которые не приобретаются ни кратковременным, ни длительным посещением школы. Правда, наиболее прогрессивные школы, чтобы возбудить интерес мальчиков и приучить их к ремеслу, учредили курсы ручного труда; но и они при данных условиях не удовлетворяют творческого потенциала нормального юноши.
Чтобы пойти навстречу и предоставить возможность мужской части молодежи получить образование и одновременно промышленную выучку на творческом основании, в 1916 году была открыта "Промышленная школа Генри Форда". Слово "филантропия" не имеет ничего общего с этой попыткой. Мы исходили из желания оказать помощь мальчикам, которые под давлением обстоятельств вынуждены преждевременно оставлять школу. Это желание как нельзя больше совпадало с необходимостью найти ученых мастеров. Мы с самого начала придерживались трех принципов: дать мальчику возможность остаться мальчиком, вместо того чтобы воспитать из него скороспелого рабочего; дать мальчику школьное образование наряду с образованием техническим; воспитывать в мальчике чувство гордости и ответственности за свою работу, предоставляя ему возможность производить настоящие предметы потребления. Он занят работой над предметом определенной промышленной ценности. Школа частная и открыта для мальчиков от 12 до 18 лет. Каждый ученик получает при поступлении в школу годовую стипендию в 400 долларов. Постепенно, при удовлетворительных успехах, она повышается до 600 долларов.
Об успехах в классах, как и в мастерской, а также о прилежании ведутся журналы. Отметки о прилежании принимаются во внимание при определении размера стипендии. Одновременно с этой стипендией каждый ученик получает небольшое месячное жалованье, которое, однако, должно откладываться на его имя в сберегательную кассу. Этот запасной фонд должен оставаться в банке до тех пор, пока мальчик находится в школе; только в несчастных случаях школьное начальство дает разрешение взять из банка деньги.
В процессе постепенной работы удается все полнее разрешить проблему, связанную с надлежащим ведением школы. Первоначально было принято занимать ученика треть дня в классе и две трети в мастерской. Однако этот план оказался не совсем подходящим. В настоящее время обучение ведется по неделям – одну неделю в школе и две в мастерской. Классы всегда одни и те же и меняются только по неделям.
Мы содержим первоклассный обучающий персонал, а учебником служит фабрика Форда. Она дает более широкую возможность для практических занятий, чем большинство университетов. Уроки арифметики даются с применением конкретных задач фабрики. Ребятам больше не приходится мучиться над таинственным А, который проходит по четыре мили в час, тогда как Б проходит всего две. Им даются действительные примеры и действительные условия Они учатся наблюдать. Города для них больше не черные точки на карте, а части света – не только известное количество страниц учебника. Им показывают готовую продукцию, отгруженную для отправки в Сингапур; сырьевые материалы из Африки и Южной Америки. И мир в их глазах становится населенной планетой, а не пестрым глобусом на кафедре. Для изучения физики и химии лабораторией является промышленное производство, где каждый учебный час превращается в опыт. Например, нужно объяснить действие насоса. Учитель сперва объясняет отдельные части и их функции, отвечает на вопросы, а потом ведет всех в машинное отделение, чтобы показать большой насос в действии. При школе настоящая мастерская с первоклассным оборудованием. Мальчики последовательно переходят от работы на одном станке к работе на другом. Они работают исключительно над частями или предметами, необходимыми Обществу, но наше потребление так велико, что список вмещает все. Продукция после испытания покупается Автомобильным обществом Форда. То, что при этом не удовлетворяет требованиям, естественно, относится на счет расходов школы.
Наиболее успевающие ученики исполняют тонкую микронную работу и делают каждое движение с ясным осознанием преследуемых при этом целей и принципов.
Они сами ремонтируют машины, учатся обращению с ними. Так в чистых светлых помещениях в обществе своих учителей они закладывают фундамент для успешной карьеры.
По окончании школы им повсюду гарантированы хорошо оплачиваемые места на предприятиях. О социальном и моральном здоровье мальчиков неуклонно заботятся. Надзор ведется не в принудительном порядке, а в духе дружеского внимания. Домашние обстоятельства каждого ученика хорошо известны, и его склонности принимаются во внимание. Не делается ни малейшей попытки изнежить их. Когда однажды два мальчика вздумали вздуть друг друга, им не стали читать лекции о греховности потасовки. Им только посоветовали уладить свои разногласия более благоразумным образом; когда же они по-мальчишески предпочли более примитивный метод, им дали перчатки для бокса и позволили разрешить вопрос в углу мастерской. Единственное требование состояло в том, чтобы они покончили дело тут же и не возобновляли драку вне школы. Результатом была короткая схватка и примирение.
С ними со всеми обращаются, как с мальчиками; хорошие мальчишеские инстинкты поощряются; а когда их встречаешь в школе или заводских помещениях, мерцание пробуждающегося мастерства в их глазах почти несомненно. В них заложено чувство "соучастия". Они чувствуют, что делают нечто такое, что стоит труда. Они учатся быстро и усердно, потому что изучают вещи, которые хотел бы изучать всякий здоровый ребенок, постоянно задающий вопросы, на которые дома не получает ответа.
Школа открылась при 6 учениках, а теперь она насчитывает 200, может дойти до 700. Вначале она несла убытки, но, согласно моему глубочайшему убеждению в том, что всякое хорошее само по себе дело окупит себя, если только правильно его поставить, она так усовершенствовала свои методы, что теперь содержит себя сама.
Нам посчастливилось сберечь ребятам их детский возраст. Они вырабатывают из себя рабочих, но не забывают быть мальчиками. Это обстоятельство – самой существенной важности. Они зарабатывают 19-35 центов в час – больше, чем могли бы зарабатывать на доступных в их возрасте должностях. Оставаясь в школе, они могут совершенно так же помогать своим семьям, как если бы ходили на работу. Окончив школу, они обладают солидным общим образованием. Они знают достаточно для того, чтобы зарабатывать где угодно в качестве рабочего и столько, чтобы при желании иметь возможность попутно продолжить свое образование. Если они не имеют к этому склонности, то по крайней мере повсюду могут требовать самую высокую оплату своего труда.
Они не обязаны поступать на нашу фабрику, но, правда, большинство делают это и без обязательств, так как знают, что нигде нет лучших условий труда. Ребята сами проложу, ли себе дорогу и ничем нам не обязаны. Благотворительности нет. Учреждение само себя окупает.
"Больница Форда" создана по тому же плану. Но из-за перерыва, вызванного войной (во время войны она отошла к государству и была преобразована в военный лазарет № Зб на 1500 кроватей), дело недостаточно наладилось, чтобы дать исчерпывающие, определенные результаты. Она была образована в 1914 году как Детройтская общественная больница, и деньги на нее рассчитывали добыть по общественной подписке. Я подписался тоже, и постройка началась. Задолго до того, как было закончено первое строение, средства были исчерпаны и меня попросили о вторичном взносе. Я отказался, придерживаясь того мнения, что строительные расходы должны были быть заранее известны руководителям; подобное начало не внушало мне особого доверия к будущему руководству. Зато я предложил принять всю больницу на себя и выплатить общественные взносы по подписке. Эта операция состоялась, и работа стала подвигаться успешно, пока 1 августа 1918 года все учреждение не было передано правительству. В октябре 1919 года больница была вновь возвращена нам, и 10 ноября того же года был принят первый частный пациент.
Больница расположена на Большом Западном бульваре в Детройте. Участок равняется 20 акрам; следовательно, места для дальнейших построек имеется в избытке. Существует намерение расширить здание в случае, если оно оправдает себя.
Мы решили создать учреждение совершенно нового типа как по оборудованию, так и по ведению дела. Больницы для богатых имеются в избытке, для бедных – тоже. Но нет для тех, которые могли бы кое-что платить и даже хотели бы платить, чтобы не чувствовать, что они принимают милостыню. Считается вполне естественным, что больница не может быть таковой и одновременно содержать себя, что она должна содержаться либо на частные взносы, либо должна быть зачислена в разряд частных. Наша больница должна была стать учреждением, которое само себя содержит; она должна была давать максимум услуг за минимальную плату, но без тени благотворительности.
В нашем вновь возведенном здании нет больничных палат. Все комнаты отдельные и имеют ванну. Они соединены в группы по 24 комнаты и по величине, обстановке и оборудованию совершенно одинаковы. Во всей больнице нет ни одного исключения, да это ни в коем случае и не должно быть. Все пациенты поставлены совершенно в одинаковы условия.
Из того, как функционирует в настоящее время больницы, совершенно неясно, существуют ли они для больных или для врачей. Я хорошо знаю, как много времени отдает профессиональный врач или хирург делам благотворительности; но я совсем не убежден в том, что гонорар за его деятельность должен соответствовать денежному состоянию его пациентов. Зато я твердо убежден в том, что так называемая "профессиональная этика" является проклятием для человечества и для развития медицинской науки вообще. Диагностика ушла еще не очень далеко вперед. Мне бы не хотелось принадлежать к числу владельцев таких больниц, где не заботятся во всех отношениях о том, чтобы пациенты лечились от всех болезней, которыми они страдают действительно, вместо того, чтобы лечиться от болезни, которую назвал первый попавшийся врач. Профессиональная этика препятствует исправлению ошибочного диагноза. Консультирующий врач, если он не обладает очень большим тактом, никогда не изменит диагноза или режима, если только коллега, пригласивший его, не вполне с ним согласен; но Даже в этом случае все проходит без ведома пациента. Кажется, господствует мнение, что больной, в особенности если он обращается в больницу, становится собственностью своего врача. Знающий врач не будет эксплуатировать своих больных, немного менее знающий – наоборот, да. Многие врачи, кажется, придают неизменности своего диагноза не меньшее значение, как и выздоровлению своих пациентов.
Цель нашей больницы – порвать со всеми этими обычаями и поставить на первом плане интерес пациента. Поэтому это так называемая "закрытая больница". Все врачи и сиделки получают годовое жалованье и не имеют права практиковать вне больницы. В больнице заняты 21 врач и хирург, которые выбраны весьма тщательно, и минимум их содержания равняется тому, что они могли бы зарабатывать при самой успешной и широкой частной практике. Ни один из них ничуть не заинтересован в пациенте с финансовой точки зрения, и ни один пациент не имеет права пользоваться лечением постороннего врача. Мы охотно признаем роль и деятельность домашнего врача и отнюдь не желаем его вытеснять. Мы принимаем от него больных в том случае когда он прекращает свою деятельность, и стараемся возможно скорей вернуть ему пациента обратно. Наша система делает для нас нежелательным держать пациента дольше, чем это строго необходимо, – у нас нет для этого условий. И мы готовы в вышеуказанном случае поделиться нашими знаниями с домашним врачом. Но пока пациент лежит в больнице, мы принимаем на себя полную ответственность за него. Для посторонних врачей больница "закрыта", что, однако, не исключает нашего сотрудничества с теми врачами, которые этого пожелают.
Интересно, как принимают пациента. Доставленного больного сначала осматривает главный врач и затем передает его для осмотра 3-4 врачам (или даже больше, если нужно). Это делается независимо от болезни, из-за которой он попал в больницу, потому что, согласно постепенно накопляющемуся опыту, недомогание большей частью вызвано общим состоянием пациента, а не данной болезнью. Каждый врач проводит полное обследование и посылает свое заключение главному врачу, не имея возможности предварительно консультироваться с другими врачами. Таким образом, заведующему больницей передается по меньшей мере 3, а иной раз 6 или 7 подробных и совершенно независимых друг от друга диагнозов. Все вместе они составляют историю болезни без всяких пробелов. Эти меры предосторожности введены для того, чтобы хотя в пределах наших современных знаний обеспечить по возможности правильный диагноз.
В настоящее время в нашем распоряжении имеется приблизительно 600 кроватей. Каждый пациент оплачивает по твердо установленной расценке комнату, продовольствие, врачебные и хирургические услуги, до ухода включительно. Специальных издержек не существует, равным образом нет и отдельных сиделок. Если больной нуждается в большем уходе, чем можно требовать от имеющихся в данном флигеле сиделок, то без всяких доплат добавляется лишняя сиделка. Но это случается редко, потому что пациенты сгруппированы соответственно с необходимым для них уходом. Одна сиделка в зависимости от тяжести болезни ухаживает за 2-5 или более больными. Однако, ни у одной нет более 7 пациентов. Благодаря такому оборудованию сиделка в состоянии без посторонней помощи ухаживать за семью легко больными. В обыкновенной больнице сиделки вынуждены делать множество лишних движений. Они больше тратят времени на беготню, чем на уход за больными. Эта же больница приспособлена для сбережения шагов. Каждая комната представляет собой нечто целое, и подобно тому, как мы стремились устранить лишние движения на нашем заводе, мы поступили и здесь. Пациенты платят за комнату, уход и врачебные услуги 4,50 доллара в день. Эта цена будет понижена при расширении больницы. Плата за сложную операцию равняется 125 долларам, за простую – по твердо установленному тарифу. Все эти цены назначены в виде опыта. Больница, точно так же, как и предприятие, имеет свою систему и план, рассчитанные на то, чтобы покрывались все расходы.
По-видимому, нет никаких оснований к тому, чтобы опыт не удался. Его успех – исключительно вопрос организации и расчета. Та же самая организация, которая позволяет предприятию достичь высшей степени полезной службы, поднимет до высшей степени и службу больницы и одновременно сбавит цены настолько, чтобы сделать ее Доступной всем. Единственная разница между расчетом средств для завода и больницы в том, что больница, на мой взгляд, не должна работать с прибылью, хотя эксплуатация и погашение износа должны быть приняты в расчет. До сих пор в эту больницу вложено около 9 миллионов долларов. Если бы нам только удалось упразднить благотворительность, то деньги, которые ныне вложены в благотворительные учреждения, могли бы быть влиты в расширенную промышленность и способствовать производству более дешевых товаров и большего количества их. Это не только сняло бы с общества тяжесть налогов, но подняло бы также общее благосостояние.
Если мы желаем упразднить в мире потребность в благотворительности, мы должны учитывать не только экономические условия существования, но и недостаточное знание этих условий, порождающее страх. Прогоните страх – и воцарится уверенность в себе. Благотворительности нет места там, где пребывает уверенность в своих силах.
Страх – детище уверенности, которая опирается на что-либо постороннее: на снисходительность старшего рабочего, на удачливость фабрики, на постоянство рынка.
Привычка к неудаче является матерью страха. Она глубоко укоренилась в людях. Люди хотели бы достичь, допустим, вещи, которая распространяется от А до Z. С А она им еще не поддается, на В они испытывают затруднение, а на С натыкаются на непреодолимое, по-видимому, препятствие. Они кричат "все пропало" и бросают дело. Они даже не представляли себе причин неудачи; их взгляд не отличит ни правильного, ни неправильного. Они позволили победить себя естественным препятствиям, возникающим на пути всякого намерения.
Гораздо больше людей сдавшихся, чем побежденных. Не то, чтобы им не хватало знаний, денег, ума, желания, а попросту не хватает ума и сил. Грубая, простая, примитивная сила настойчивости есть некоронованная королева мира воли. Люди чудовищно ошибаются из-за своей ложной оценки вещей. Они видят успехи, достигнутые другими, и считают их поэтому легкодостижимыми. Роковое заблуждение! Наоборот, неудачи всегда очень часты, а успехи достигаются с большим трудом. Неудачи получаются в результате покоя и беспечности; за удачу же приходится платить всем, что у тебя есть, и всем, что ты есть. Поэтому-то удачи так жалки и презренны, если они не совпадают с общей пользой и прогрессом.
Человек все еще высшее существо природы. Что бы ни случилось, он – человек и останется человеком. Он проходит сквозь смену обстоятельств, как сквозь смену температур, и остается человеком. Если ему удастся возродить свой дух, откроются новые источники сокровищ его бытия. Вне его самого нет безопасности, вне его самого нет богатства. Устранение страха создает уверенность и изобилие.
Пусть каждый американец вооружится против изнеженности. Каждый американец должен восстать против нее, так как это наркотическое средство. Встаньте и вооружитесь! Пусть слабые получают милостыню!