Дэниэль Дру на Уолл-стрите  / Баук Уайт /

   Иногда мне хочется остаться в пароходном бизнесе и оставить Уолл-стрит в покое. Я бы делал деньги более надежным способом и без риска. Пароходы не так подвержены взлетам и падениям, как акции. И тогда я только на своих пароходах зарабатывал бы достаточно денег, чтобы со временем стать обеспеченным человеком.

   Но проблема с деятельностью такого рода в том, что существует очень много мелких вещей, за которыми нужно следить, что держит вас все время в работе. Потому что прибыль от этого бизнеса состоит из большого количества небольших прибылей; каждая деталь может привести к потере денег, если вы не присматриваете за ней.

   Например, был на моих пароходах один вопрос, связанный с баром. Зайдя однажды в бар на пароходе "Дру", кого я там вижу – самого капитана парохода, выпивающего у стойки. Сначала я едва не рассвирепел и стоял, наблюдая за ним, чтобы сообразить, что следует сделать. Он стоял очень спокойно, допил свой стакан, поставил его, затем заплатил бармену 25 центов. Увидев это, я уже не был таким взбешенным.

   Далее, существуют также хлопоты, доставляющие вам проблемы малого бизнеса. У меня был судебный процесс, грозивший мне долгие годы, из-за продажи парохода "Франс Скид-ди". Он принадлежал пароходной линии, работавшей от Нью-Йорка до Трои. Я продал его компании "Пиплз лайн". В действительности я был и продавцом, и покупателем. Потому что у меня были контрольные пакеты обеих пароходных компаний, и я мог заставить продавца продать, а покупателя купить. Ну и некоторые из мелких акционеров "Скидди" разозлились из-за этой сделки и возбудили иск о возмещении убытков. Дело в том, что в своем последнем рейсе этот пароход, прямо перед тем, как он должен был быть доставлен пароходной линии "Пиплз", наскочил на скалу в стороне от пристани "Стэтт", получил в днище пробоину в шестнадцать футов длиною и в три доски шириною. Это, конечно, намного понизило продажную стоимость судна. И в то же время давало мне то, что я хотел от него получить, – двигатель. Он был не поврежден, и теперь мог быть установлен на другом пароходе и по сходной цене. Я давно уже хотел поставить двигатель со "Скидди" на другой пароход. Я объявил, что налет парохода на скалу как раз тогда, когда должна была произойти продажа, был аварией, и я не имел к ней никакого отношения. Но акционеры парохода подняли большой шум, пошли в суд и предъявили мне иск на шестьдесят тысяч долларов. Дело тянулось и тянулось, и в конце концов суд обязал меня заплатить. Это просто показывает неприятности, сопряженные с работой в обычном бизнесе.

   Мне нравится Уолл-стрит, здесь есть шанс сделать деньги намного быстрее, чем более медлительными способами обычного бизнеса. Один скачок акций на два-три пункта, если вы приняли правильное решение и поставили на кон достаточно большую сумму, принесет вам за шесть дней столько денег, сколько обычный бизнес даст за шесть месяцев. К этому времени я узнал все ходы и выходы Уолл-стрита. В каждой профессии есть свои секреты. Новичок всегда непопулярен по сравнению со старым ветераном. Я сталкивался с этим много раз, так что теперь мог бы извлечь выгоду из своей компетентности. Помню, однажды утром я ехал по Уолл-стриту в экипаже молодого оператора акциями. Он подвозил меня, чтобы я мог сэкономить на оплате проезда в бродвейском дилижансе. Он знал, что я стоял за спиной некоторых крупных операций фондового рынка и думал, что может получить какие-нибудь внутренние подсказки. Я ожидал, что-то в этом роде должно случиться. Нужно помнить, с каким вниманием люди со стороны вьются вокруг людей, работающих на бирже. Мухи налетают на вас, когда вы покрыты медом. Пока мы ехали по Бродвею, он выведывал и выведывал; но я был нем как рыба. Я дал понять, что разворачиваются большие дела, в которые мы, работающие внутри, не хотели вовлекать других людей.

   Что ж, когда мы добрались до Уолл-стрита и ему пришлось остановить экипаж перед моим офисом, я открыл дверь и вышел. На выходе я ухитрился врезаться шляпой в верх дверного проема. Это была черная фетровая шляпа. (Мне нравится черный фетр на шляпе. Он такой долговечный. Можно носить такую шляпу несколько лет, прежде чем появятся следы носки.) Моя шляпа упала, и выпало несколько кусочков бумаги. На тех кусочках бумаги я написал нечто, что, казалось, было ордерами моим брокерам: "Покупай 500 Эри по 68". "Покупай 1000 по ...". "Покупай 2000 Эри по рыночной цене". "Покупай 3000 Эри по 67 1/2", и все в таком духе. Конечно, они рассыпались по полу экипажа, поэтому он или кто-либо другой не мог не видеть, чем они являются, и не прочитать их. Я сделал вид, что ужасно расстроился, потому что таким образом выдал секрет. Я бросился, как будто собирался поднять их прежде, чем кто-нибудь увидит их, затем попрощался и пошел к себе в офис.

   Я рассчитал, что он, скорее всего, будет действовать по этой подсказке. Так и произошло. Он быстро поехал к своему офису Рассказал своей компании о сделанном им открытии. "Идет большое бычье движение на акции "Эри"! Старик (как они иногда меня называли) покупает "Эри"! Кампания на полном ходу. Ребята, мы должны в этом участвовать!" Поэтому он купил блок из пяти тысяч акций "Эри". Остальные из его людей последовали за ним. Их общие покупки заставили акции "Эри" расти пункт за пунктом.

   Это было то, на что я надеялся. Я уже некоторое время хотел найти покупателя на часть моих избыточных акций. Сейчас все хорошо шло мне навстречу. Я сразу же выбросил на рынок столько акций "Эри", сколько он мог выдержать. Мне удалось избавиться от большой части моих акций по наивысшей цене. Затем, конечно, рынок обвалился. В следующие два дня он просел на четыре пункта. Мой друг брокер и его коллеги здорово попались. Он пришел ко мне с вытянутым лицом, что ваша рука; рассказал, как его заставили поверить, что собирается быть повышательное движение акций "Эри"; он их много купил, а сейчас все обрушилось. "Дядя, что же мне теперь делать?"

   Я сказал, что он может делать все, что захочет. И я не мог удержаться от хихиканья, как отлично я заставил его проглотить наживку. В действительности я всегда любил шутить. Так сильно любил, что они стали меня звать Веселым Старым Джентльменом с Уолл-стрита. У них были для меня и другие имена: Спекулятивный Директор, Большой Медведь, Старик с Уолл-стрита и так далее. Некоторые из этих прозвищ мне не нравились. Но Веселый Старый Джентльмен – мне отчасти это нравилось. Я считаю очень полезным быть веселым, когда это можно. Хороший смешок, когда вы поставили парня в трудное положение и смотрите, как он корчится и так, и этак, принесет вам больше пользы, чем порция лекарства.

Что касается этой сделки с акциями "Эри", то, создавая таким образом рынок для моих акций, я сделал большие деньги.
   Это просто показывает, как оператор, знающий ловкие приемы своего дела и имеющий, кроме того, природную находчивость, может сделать дело на слабом рынке, где новичок сидел бы и бил баклуши.

   У меня всегда была прирожденная склонность к сделкам фондового рынка. Я считаю, это происходит потому, что я несколько скромен в своих манерах. Это заставляет людей не быть настороже. (Во всяком случае, я никогда этим не гордился. Люди обычно говорили: "Вы не сможете определить по одежде Дэна Дру, что он был мясником в магазине на Третьей авеню. Но я позволял им болтать. Вы не можете определить лошадь по ее упряжи. И я всегда считал, что человеку следует держать при себе гораздо больше, чем снаружи.) Я нахожу дух смирения очень полезным. Он заставляет человека, с которым вы имеете дело, думать, что он обводит вас вокруг пальца, в то время как вы тот самый человек, кто обводит его.

   Вот каким образом я однажды сделал своего лучшего друга-юриста. Это был молодой парень, выполнявший для меня кое-какую юридическую работу; сделав ее, он послал мне счет. Сумма, запрашиваемая за всего лишь несколько месяцев работы, казалась ужасно огромным гонораром. Я заплатил. Но я решил, что верну ее. И я вернул. Я разговаривал с ним спустя недолгое время и повернул разговор на тему Уолл-стрита.

   "Сынок, – сказал я, – ты выиграл для меня процесс, ты мне нравишься. Я хочу тебе помочь. Мы, люди, работающие на бирже, иногда знаем, что должно произойти в делах фондового рынка раньше других людей. Мой совет – взять часть свободных денег, собственно, все деньги, которые можешь взять, и купить акции "Эри".

   Он не согласился. Он сказал, что его дело – юриспруденция, а не фондовый рынок. Он считал, что сапожнику следует продолжать сидеть со своими колодками. Комплименты заставили его обратить внимание на свои средства. И все в таком роде.

   "А теперь, сын, – сказал я, – делай, как я говорю. Я знал твоего отца. И из-за этой дружбы с ним я испытываю к тебе некоторый интерес. Хочу видеть, как ты получишь хорошее начало. Ты покупай "Эри". Купи, сколько сможешь, по существующей рыночной цене. Поверь мне, ты никогда не пожалеешь", Он немного подумал и сказал, что, пожалуй, разок попробует. Именно этого я ожидал. Я вышел и немедленно дал распоряжения своим брокерам продать все акции "Эри", какие только смогут. Вскоре тикер сообщил мне, что мои брокеры ищут покупателя на акции "Эри", которые они предлагали. Я полагал, что мог довольно точно предположить, кто является покупателем. Я дал ему столько акций, сколько он согласился купить. К моменту, когда рынок обрушился, я нагрузил его достаточным количеством акций "Эри" по достаточно высокой цене, чтобы перелить из его кармана в мой весь тот гонорар, который он урвал у меня лишь несколько недель назад. Теперь я считаю счет равным.

   Вскоре, после улаживания дел с Коммодором по окончании "Войны Эри", я ушел с Уолл-стрита. К тому времени я перешагнул через библейский возраст – 70 лет. Я считал, что заслужил отдых. Я полагал, что сделал достаточно денег, и теперь мне следует начать пользоваться ими.

   Теперь мне казалось, что я в тихой гавани, вроде той отличной большой бухты, что выступает из реки Гудзон у Фишкилла. Я мог смотреть из этого безопасного убежища на человеческие суда, мечущиеся в волнах снаружи.

   Но после двух или трех месяцев ничегонеделания я приустал от отдыха. Я видел, как Гоулд и Фиск быстро делают деньги на акциях "Эри", и страстно захотел вернуться. Я, так сказать, захотел сунуть палец в тот пудинг. Они взяли в совет директоров Билла Твида и Пита Свини. Это дало им такие отличные связи с судами и властями города Нью-Йорка, что они могли делать почти все, что пожелают, и не беспокоиться по поводу исков или юридических формальностей. Твид стал директором отдела железнодорожных акций, "чтобы рассчитаться с "Эри", как он выразился. Поскольку он был до сих пор уязвлен из-за этих старых потерь на спекуляциях с акциями "Эри", в которых, как он говорил, был повинен я, и теперь он поклялся, что собирается их вернуть – собирался убрать их с пути, чего бы это ни стоило. Когда я избавился от "Эри" во время нашего расчета с Вандербильтом, я посчитал, что забрав мою плату деньгами и освободив дорогу для Фиска и Гоулда, я получал лучшую часть сделки. Я посмеивался про себя, думая, что я взял, так сказать, лошадь, а им оставил повод. Но слова Джея оказались правдой. И хотя "Эри" казалась сильно подтопленным судном, в ней, тем не менее, еще оставалось немало полезного. Поэтому я захотел снова подняться на борт, если можно так выразиться.

   Ко времени того соглашения между мной и двумя другими людьми, Джеем и Джимми, возникла взаимная симпатия. Но личные чувства не берутся в расчет на Уолл-стрите. Сегодня операторы могут давать зарок вечно мстить друг другу, а назавтра быть сладкими, как мед. В финансовых кругах только деньги имеют значение. Как бы вы ни злились на того или иного человека, если вам нужны его деньги, вы легко с ним миритесь. На акциях "Эри" все еще можно было делать деньги. Поэтому я захотел еще раз поработать на бирже. Если бы я мог поработать с дойной коровой еще срок-другой, так сказать, я чувствовал, что тогда смогу навсегда отойти от активных дел. Соответственно, до того, как закончилось лето, я позвонил Гоулду и Фиску. Они должны были навестить меня, прямо как будто у нас не было никаких разногласий. Прежде чем я осознал это, я уже опять был в гуще событий и суетился, как щенок.

   Теперь мы начали медвежью кампанию – мы трое, Гоулд, Фиск и я. С поддержкой Твида и его политических коллег она обещала большие доходы, но требовала много мужества. В действительности, прежде чем она окончилась, она вызвала больше волнения, чем я рассчитывал. Это было замораживание денег.

   Избавляться от акций именно в то время казалось безрассудным делом. Потому что на дворе стояла осень. Правительственные отчеты показывали, что почти во всех частях страны должны быть получены необычайно высокие урожаи. Обещали большой грузооборот с запада на побережье. Избрание генерала Гранта президентом было почти решенным делом. Если его выбрали бы, то политика правительства означала бы немедленное возобновление расчетов наличными. Деньги были доступны, как старый ботинок. Когда денег в обращении много, акции растут. Потому что в такие времена у людей есть средства делать большие вклады и, таким образом, они полны надежд и настроены по бычьи. Можно было сказать, что время для начала медвежьей кампании было самым неподходящим. Но в действительности это самое подходящее время для начала. Чтобы заработать деньги на Уолл-стрите, если вы работаете на бирже, надо рассчитать то, что собираются делать обычные люди, затем сделать прямо наоборот. Когда все настроены по-бычьи, это как раз то время, когда можно сделать наибольшие деньги в качестве медведя, если сработаете правильно. А наша маленькая клика считала, что мы сможем сработать правильно. Когда деньги доступны, публика покупает акции, и таким образом цены растут. Мы рассчитали: наша задача сделать так, чтобы с деньгами стало туго. Тогда люди будут продавать, цены снизятся, и мы сможем покрыть наши короткие продажи по замечательно низкой цене. В этом деле по уменьшению доступности денег нам помогал один факт. Правительство с целью возобновления расчета звонкой монетой приняло политику сокращения количества денег в обращении. Оно перестало повторно печатать банкноты после того, как они попадали обратно в его хранилища.

   Но этого оказалось недостаточно, чтобы создать дефицит денег до такой степени, когда это послужит нашим целям. Поэтому мы сами этим занялись. Для этой цели создали денежный пул на сумму в четырнадцать миллионов. Фиск и Гоулд обеспечили десять миллионов, а я согласился внести четыре миллиона.

   Как всем известно, от банков требуется в соответствии с законом держать в качестве резерва двадцать пять процентов от их депозитов. Это делается, чтобы позаботиться об их вкладчиках. Когда их кассовая наличность с лихвой превышает эту отметку в двадцать пять процентов, заемные деньги банка легки и доступны. Как только их наличность начинает сползать к двадцатипятипроцентному лимиту – что почти можно назвать пределом, банкиров начинает бить озноб; они ужесточают свои ставки и, если потребность достаточно сильна, отзывают свои непогашенные ссуды. Зная это, мы соответственно составили свои планы. Мы положим все наши деньги в форме депозитов в банки. На эти депозиты мы выпишем чеки и сделаем, чтобы банки их удостоверили. Банкам придется заморозить достаточно фондов, чтобы обеспечить эти сертификаты. С гарантированными чеками в качестве обеспечения мы займем деньги и затем неожиданно изымем их из обращения.

   Когда наши приготовления закончились, мы вышли на фондовый рынок и коротко продали много акций. Люди считали нас дураками из-за всех признаков, указывающих на большое оживление в торговле. Вскоре эти наши контракты созрели. Мы провели совещание. Мы решили, что настало время взорвать нашу бомбу. Итак, неожиданно мы запросили наши деньги у банков. Я хорошо помню испуганное выражение на лице одного банкира, когда я сделал запрос. Вначале он не понял.

Он начал белеть.

   Как только он начал связываться с другими банками, его тревога усилилась. Потому что он обнаружил, что их фонды отозваны таким же образом, как и его собственные (мы все сразу отзывали наши деньги из сети наших банков). Затем он приступил к работе совершенно серьезно. Потому что наши четырнадцать миллионов (из-за срабатывания закона о двадцати пяти процентов резерва) означали сокращение денежной массы на сумму в четыре раза большую, или все пятьдесят шесть миллионов, не считая сертификатов. Он созвал быстрое совещание служащих банка. Он приказал им приготовить мои деньги в свертке, вынести к экипажу, который я взял с собой для этой цели. Я начал благодарить его, но он казался слишком занятым, чтобы замечать меня. Были посланы бегом курьеры ко всем брокерам – клиентам банка, извещая, что они должны сразу же вернуть свои займы банку.

   Когда каждый из этих брокеров обнаружил, что его ссуды неожиданно отзываются банком, он, в свою очередь, послал сообщение своим клиентам, что они должны сами вложить деньги на финансирование своих акций. Потому что публика при покупке акций не платит за них полностью, а платит только маржу, скажем, в десять процентов. Таким образом, брокеру приходится вносить остальные девяносто процентов. Он занимает их в банках и взыскивает проценты со своих клиентов.

   Клиенты незамедлительно отсылали брокеру ответ: "У нас нет сколько-нибудь денег заплатить за наши акции немедленно. Займите в банках, даже если вам придется заплатить десять процентов".

   Вы можете себе представить, какой получается кризис, когда начинают продавать тысячи людей. Денежный рынок – ключ к фондовому рынку. Кто контролирует денежные ставки, контролирует и ставки акций. Акции начали рушиться налево и направо. Многие ордера стоп-лосс были не покрыты. Цены падали пункт за пунктом – всего на тридцать пунктов. И каждый пункт означал один доллар в наши карманы за каждую акцию, которыми мы торговали.

   Везде люди начали нас проклинать. Воздух вокруг нас троих стал огнем и серой. Люди не могли достать денег, чтобы вести свои дела. Крупные оптовики, наследовавшие свой бизнес от отцов на протяжении нескольких поколений, теряли его сейчас за одну ночь. Это было время года, когда обычно деньги текли на Юг и Запад на оплату фермерам урожая, над которым, чтобы его собрать, они трудились всю весну и лето. Но теперь эти деньги не могли уйти. Поэтому и эти фермеры в дюжине штатов начали метать в нас свои проклятья. Многие из них рассчитывали на деньги за свой урожай, чтобы заплатить по закладным. Некоторых выселили из домов, а их дома продали.

   Собственно говоря, спустя некоторое время проклятья стали такими громкими, что я немного испугался. Я не думал, что все это дело вызовет такой шум. Уже казалось, что наши жизни более не были в безопасности. Могли бы спалить крышу над моей головой или пырнуть ножом на улице. Поэтому я вышел из дела. Своя рубашка ближе к телу, но кожа еще ближе. Я сказал Гоулду и Фиску, что не собираюсь быть больше с ними в этом деле по замораживанию денег – моя жизнь слишком дорога мне. Если они решат быть безрассудными и выступить против всей страны, поднимающейся в гневе против них, они могут так поступить. Со своей стороны, я собирался заключить мир со своими соотечественниками. Итак, я высвободил деньги, которые хранил, и был рад наконец выйти из дела.